Когда снимем "корону": экономический кризис и одна из стратегий выживания домохозяйств

Ригма Инфо, Хабаровск, 2020

Мне нравится, что прогнозов, посвящённых выходу России из «корона»-кризиса так много — это внушает мне уверенность в том, что оценкой его последствий озабочены, без оговорок, лучшие умы. С другой стороны, даже наиболее убедительные из высказываний часто выглядят так, будто их авторы находятся под гипнозом цифр, масштабов и статистической отчётности. Всё это важно, конечно, в особенности, если в то же самое время не забывать о существовании индивидуальной деятельности множества разных людей, о миллионах домохозяйств по всей стране.

Я считаю важным, чтобы публика, на глазах у которой учёные мужи спорят о том, столкнулась ли страна с V-кризисом или с L-кризисом, не забывала, что их дискуссия нередко строится вокруг абстракций высокого уровня. Не стоит также забывать и о том, что за этими абстракциями стоит повседневное практическое поведение миллионов людей.

В этом смысле изучение наиболее «ходовых» и распространённых стратегий индивидуального преодоления экономических трудностей может иметь, по крайней мере, не меньшее значение, чем разбор финансовой отчётности и статистики. Не секрет, что один из самых популярных способов реагирования на экономические кризисы, к которому прибегают жители нашей страны, связан с расширением принадлежащих им личных подсобных хозяйств. Я боюсь, «большие», академические экономисты вряд ли обратят на эту сферу какое-то специальное внимание. Несмотря на это, я уверен, что адекватная оценка значимости личных подсобных хозяйств позволит сделать важные выводы, которые помогут смягчить удар кризиса по нашим согражданам.

В 1983 году советский исследователь Дмитрий Тагунов опубликовал работу «Правовое регулирование индивидуальной трудовой деятельности в СССР», в которой он писал: «в настоящее время (на момент написания работы — 1983 год, прим. автора) в личных подсобных хозяйствах производится 26% валового продукта сельского хозяйства на сумму 32 млрд. руб., 60% картофеля, много овощей, фруктов, винограда, молока, мяса»¹. Обратите внимание, в бедной советской стране чуть более четверти всей еды производилось семьями самостоятельно, а по некоторым позициям (например, картофель) советские семьи обеспечивали себя почти полностью.

Я могу подтвердить это и своим личным опытом: в семидесятые и восьмидесятые годы в Хабаровске было невозможно представить себе покупку картофеля за деньги: городские семьи самостоятельно обеспечивали себя этим продуктом за счёт возделывания своих загородных участков. Давайте вдумаемся: что означает факт производства четвёртой части всех продуктов питания в рамках домохозяйств? Учитывая неравномерность развития сельского хозяйства в стране, это означает, что без этой части экономики некоторые регионы РСФСР могли бы встать перед угрозой настоящего голода (и речь идёт о восемьдесят третьем годе — «благополучном» в рамках просоветского дискурса).

Здесь следует оговориться — я глубоко убеждён в том, что такая «живучесть» советских людей на самом деле постепенно закладывала основы будущего краха советской системы. Сейчас я объясню, что я имею в виду: возделывание личных земельных участков в СССР приобрело такие масштабы, что эта деятельность уже представляла угрозу для разделения труда. Кроме того, производство продуктов для потребления только членами своей семьи отнюдь не стимулировало повышение производительности этого самого труда - «дачные хозяйства» советских людей технологически почти никогда не поднимались выше уровня мотыги. Обратите внимание, как много лесных пожаров случается в стране каждое лето. В немалой степени эти возгорания отнюдь не случайны, а «технологичны»: они представляют собой следы технологий архаичного подсечно-огневого земледелия.

Если оценивать такую ситуацию объективно, то картина вырисовывается довольно безрадостная: городские жители, вместо того, чтобы совершенствоваться в своих основных профессиях, отдавали много времени технически крайне неэффективному выращиванию простейших овощей. Одновременно они исключали себя из цепочек экономического обмена и тем самым лишали доходов «профессиональных» сельскохозяйственных производителей (я уже говорил, что, например, в Хабаровске на излёте советского периода никому бы не пришло в голову покупать картофель за деньги, на горе его производителям). Однако, и это ещё не всё: нацеленность труда на потребности исключительно членов своей семьи лишало самодеятельных «крестьян» стимула для производства излишков.

Это звучит дико, но 26% жизненно важной продукции (еды) в СССР производилось в такой сфере, в которой был немыслим рост производительности труда! Городской житель всё равно не знал бы, что ему делать со сколько-нибудь существенными излишками его подсобного хозяйства, да их обычно и не было. Частной торговли, я напомню, тоже не было. Конечно, такую экономическую модель можно охарактеризовать только как крайне примитивную. С одной стороны, она обеспечивает выживание, но с другой стороны, она «стягивает» труд и время городских жителей в сферу предельно неэффективного ручного труда, в котором принципиально не производятся даже излишки для простейшего обмена.

Думаю, на этом месте читатель уже догадался, что я намерен предсказать, что в кризисной ситуации возродятся практики отказа от разделения труда и максимально возможного самообеспечения домохозяйств всем необходимым (здесь я могу напомнить, что советские женщины ещё и много шили, существенно восполняя дефицит одежды своим домашним трудом).

Ближайший вывод из всего сказанного выше тоже нетрудно предсказать: «низовой» сегмент экономики, та её часть, где самые бедные домохозяйства решают задачу преодоления кризиса, тоже нуждается в углублении разделения труда. Этому должно способствовать поддержание и стимулирование денежного обмена: все ограничения, которые государство наложило на торговлю, должны быть немедленно сняты, на рынок должны быть допущены все, кто желает продать что бы то ни было, включая представителей самых малых домохозяйств.

Только при соблюдении этого условия хотя бы у части домохозяйств появится стимул для производства излишков, которые превышали бы потребности семьи. Производство таких излишков, в свою очередь, повлечёт за собой спрос на технологичные средства производства. Кстати говоря, я ни на минуту не усомнился бы, что в кризисной ситуации россияне прибегнут к обработке земли как к способу выживания. Весь вопрос состоит только в том, чтобы коммерческая, торговая инфраструктура была нацелена на стимулирование обмена и торговли, а не на их подавление.

Кстати говоря, нельзя сказать, что российское законодательство совсем уж игнорирует возможности личных подсобных хозяйств. Например, в стране действует Федеральный закон "О личном подсобном хозяйстве". В соответствии со статьёй второй этого документа реализация гражданами продукции, которая была произведена и переработана при его ведении, «не является предпринимательской деятельностью». Такая формулировка, конечно, содержит в себе немалую долю бюрократического «кокетства», но сама мысль не рассматривать личные подсобные хозяйства как бизнес выдаёт попытку вывести их из-под полицейско-административного «пресса», что, по нашим временам, можно считать даже похвальным.

Я полагаю, что полезно вспомнить о том, что в стране существует массовое «дачное» движение, которое каким-то непостижимым образом пока что умудряется не производить заметных излишков для продажи. Государственные субсидии и трескучая агитация – плохие помощники. Ключ к развитию малых хозяйств – это максимально широкий доступ производителей к сбыту, который стимулировал бы каждого владельца земли к производству излишков и повышению производительности труда. Люди должны быть уверены в том, что их права защищены, а результаты успешного труда и коммерческой активности всячески приветствуются.

24 мая 2020 года

Константин Бубон

1Тагунов Дмитрий Евгеньевич. Правовое регулирование индивидуальной трудовой деятельности в СССР, диссертация: ил РГБ ОД 61:85-12/45 Минск, 1983