В России нет никакой «стабильности», не было, и в ближайшие годы не предвидится. Нестабильность — это, в первую очередь, такая ситуация, при которой обычный человек, не облечённый властью, не может планировать своё будущее. Едва ли не единственная ценность общественной стабильности состоит в том, что случайные, хаотические и непредвиденные обстоятельства не нарушают частные планы отдельных людей.
Благодаря стабильности в формировании картины общего будущего могут участвовать многие, просто потому, что у многих появляется возможность планировать свою жизнь. И наоборот, в нестабильном обществе будущее может определить небольшая группа, партия или даже банда, которые воспользуются случайными, но благоприятными для них обстоятельствами.
В руках государства находится не так много средств для стабилизации общественной жизни. Главный враг стабильности — поспешные, скоропалительные и «сырые» законодательные новации, которые сваливаются на общество, «как снег на голову», лишают людей представления о будущем и нарушают их планы. Как часто могут вноситься изменения в закон? Это зависит от горизонта планирования тех отношений, которые этот закон регулирует. Чем более долгосрочного планирования требует сфера человеческой деятельности, тем реже может меняться законодательство, которое регулирует эту сферу.
Я считаю это очевидным: желательно, чтобы планы, которые люди строили с учётом одного законодательства, не приходилось переписывать на ходу только потому, что законодатель решил «осчастливить» граждан другим нормативным актом, вдобавок, не спрашивая их согласия. Лихорадочное переписывание правил способно парализовать любую разумную деятельность.
По этой причине многое из того, что касается конституционного права, должно оставаться незыблемым в течении столетий, ведь государства и нации учреждаются на продолжительный срок. Как известно, благоразумие требует, чтобы формы правления, установленные с давних пор, не менялись бы под влиянием несущественных и быстротечных обстоятельств. К несущественным, в масштабах конституционного строя, можно отнести, например, личности политических лидеров, по крайней мере, никто из них не стоит того, чтобы менять ради него всё государственное устройство. Когда речь идёт о российской Конституции, я могу с лёгким сердцем назвать себя консерватором. Только незыблемость конституционных принципов, в особенности, тех, которые касаются гражданских прав, делает для человека возможным свободное определение его собственного будущего, а чехарда законов лишают нас всех этой возможности
Российская Конституция состоит из двух частей: главы 1, 2 и 9, которые касаются основ конституционного строя, прав человека и процедуры внесения изменений в Конституцию, могут быть изменены только особым, специальным органом — Конституционным Собранием и всенародным голосованием, то есть непосредственно народом. Не случайно глава 9 нашего Основного закона, которая устанавливает сам порядок внесения поправок, не может быть пересмотрена российским парламентом. Кажущаяся «сложность» конституционно-правовой процедуры призвана сделать поведение российского государства предсказуемым для его собственных граждан.
Изменения к главам 3 — 8 принимаются гораздо проще, а именно в порядке, предусмотренном для принятия федерального конституционного закона. Сейчас я не ставлю перед собой задачу описать всю законотворческую процедуру и хочу сконцентрироваться только на одной детали. В соответствии со статьёй 136, поправки к главам Конституции с третьей по восьмую вступают в силу после их одобрения органами законодательной власти не менее чем двух третей субъектов Российской Федерации.
Любой, кто хотя бы с небольшим вниманием следит за политической жизнью нашей страны, знает, что те поправки, которые выносятся на голосование в начале июля, уже были одобрены всеми российскими краями, областями и республиками. Более того, закон о внесении этих поправок уже подписан президентом Владимиром Путиным и даже опубликован на официальном портале pravo.gov.ru (1).
Это обстоятельство вносит в назначенное голосование почти детективную интригу, ведь получается, что все процедуры, которые необходимы согласно Конституции для вступления этих поправок в законную силу, уже выполнены. Если исходить из буквального понимания текста статьи 136 Основного закона, то поправки вступили в силу с того момента, когда они были одобрены законодательными органами краёв и областей. Знаете ли, я привык верить своим глазам и серьёзно отношусь к основополагающим документам российской государственности. Кроме того, грядущее голосование не имеет ничего общего с «всенародным голосованием» в конституционно-правовом смысле этого слова — на 1 июля назначена ранее не виданная, специально для этого случая придуманная процедура. Так ради чего её проведут, если Конституция прямо указывает нам на то, что поправки уже будут действовать на момент начала голосования?
Справедливости ради, скажу, что мне известна и противоположная точка зрения. Некоторые комментаторы, весьма искушённые в политике, полагают, что поправки ещё не вступили в силу. Сторонники этой точки зрения ссылаются на решение Конституционного суда, который заранее признал предстоящую процедуру законной. Однако это ведь сугубо формальный довод, потому что даже наличие акта, изданного Конституционным судом, не отменяет объективно существующего противоречия между действиями российской властей и статьёй 136 российской Конституции.
Я считаю, что для того, чтобы распутать весь клубок противоречий, которые окутывают историю сомнительных «поправок», требуется как бы «отступить на шаг назад» и посмотреть на ситуацию с более общих, теоретических позиций. Очевидно, что каждая конституционная норма должна быть плодом широкого общественного консенсуса — это вытекает из долгосрочности её действия и из принципа верховенства Конституции.
Давайте определимся с тем, чем консенсус отличается от простого большинства. Конечно, принятие любого решения в стране со 145-миллионным населением не может сопровождаться абсолютным единодушием. Общественный консенсус означает, что противники принятого решения оказываются не просто «в меньшинстве», но что это меньшинство становится абсолютно маргинальным. Например, при принятии Конституции сторонники расового превосходства не должны иметь решающего голоса просто потому, что эта позиция ведёт к маргинализации политической жизни в целом. Сторонники бесчеловечных практик — не просто меньшинство, но маргинальное меньшинство, нахождение которого за пределами конституционного консенсуса вполне оправданно.
И наоборот, если противниками поправок будут не маргинальные силы, то у меня плохие новости для авторов поправок: конституционный консенсус в такой ситуации полностью и абсолютно исключён! Наличие не маргинального, аргументированного меньшинства, которое возражает против изменения Конституции с гуманистических и демократических позиций, означает, что консенсус не состоялся, а сами поправки закладывают в основу государственности «мину замедленного действия». Наличие за пределами конституционного консенсуса добросовестного, не маргинального меньшинства, планы которого расходятся с навязанными ему принципами, означает, что у страны отсутствует понимание общего будущего, что, в свою очередь, чревато политическим конфликтом.
На длинной дистанции, в течение которой предстоит действовать конституционным нормам, будет иметь значение не только численный перевес сторонников поправок или их противников, случившийся в момент голосования. Решающее значение будет иметь аргументация сторон, а не их численное соотношение. Если меньшинство не состоит из бесчеловечных маргиналов, а возражения меньшинства имеют правовой и политический смысл, то о каком консенсусе может идти речь? Консенсус — это вопрос не столько переменчивого количества сторонников принятого решения, сколько качества аргументов его противников.
Очевидно, что аргумент о недопустимости неограниченной власти и невозможности бесконечного продления президентских полномочий Владимира Путина — отнюдь не маргинальный, он вполне демократичен как по форме, так и по содержанию. Более того, он основан на духе и букве действующей Конституции. Люди, которые стоят на таких позициях не могут быть объявлены маргиналами даже в том случае, если они окажутся в меньшинстве по итогам голосования, тем более, что такое «меньшинство» обещает быть более, чем относительным даже в смысле его численности.
Следует также заметить, что в стране не было общественного движения, которое лоббировало бы поправки, которое добивалось бы их принятия. Поправки не служат выражением жизненных планов многих людей. Нам предлагается просто пассивно согласиться с ними или так же пассивно не согласиться. Однако само отсутствие взаимосвязи между личными планами людей и лихорадочной конституционно-правовой активностью уже достаточно показательно. Оно означает, что при голосовании избиратели руководствуются не своими интересами, а сиюминутными эмоциями, главной среди которых сейчас является раздражение — бедностью, политическим беспорядком, коррупцией. Раздражение собственным бесправием, в конце концов. Мы переживаем очень эмоциональное и очень «раздражительное» голосование, но оно мало связано с настоящими интересами людей.
Я убеждён в том, что грядущие поправки не имеют шансов стать точкой национального единства и вынужден констатировать, что перед нами «Конституция общественного раскола». Поправки не помогают, а лишь препятствуют участию разных людей и их объединений, с их собственными планами и проектами, в определении общего будущего страны
25 июня 2020 года
Константин Бубон
(1) - Документ можно найти по адресу; http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202003140001
Комментариев нет:
Отправить комментарий