Здравствуйте, у микрофона адвокат Константин Бубон.
То, что сейчас происходит, когда-нибудь войдёт учебники истории как
позор российского парламентаризма. 13 марта Совет Федерации одобрил пакет нормативных
актов, которые в прессе и Интернете получили общее название закона о неуважении
к власти. На самом деле речь идёт о четырёх законопроектах, каждый из которых
заслуживает отдельного обсуждения. Сегодня я хотел бы поговорить об одном из
них.
В Кодексе об административных правонарушениях Российской Федерации есть
статья двадцать прим один, которая предусматривает ответственность за мелкое
хулиганство. Так вот, российский законодатель дополнил её тремя новыми частями,
согласно которым теперь установлено наказание в буквальном смысле за неуважение
к органам государственной власти.
Я не стану зачитывать её полностью, потому что каждый может
ознакомиться с этим документом в интернете. Я только приведу здесь короткий
фрагмент. Российские депутаты полагают, что общественную опасность представляет
«распространение в сети «Интернет» информации, выражающей явное неуважение к
обществу, государству или органам, осуществляющим государственную власть».
Конечно, это сокращённая цитата, но общий смысл она передаёт.
Максимальное наказание, предусмотренное за такие высказывания, это штраф
в размере от двухсот до трехсот тысяч рублей или административный арест на срок
до пятнадцати суток. Сейчас уже много сказано о том, насколько плох этот закон.
И дело даже не в либерализме или консерватизме авторов, которые высказываются
на эту тему.
Кроме своей абсурдности, закон ещё и просто плохо написан и он предполагает совершенно произвольные трактовки тех понятий, которые лежат в его основе. На самом деле, это старая болезнь нашего законодательства. Никто никогда не сможет точно сказать вам, что означает «неприличная форма» высказывания или «явное неуважение к обществу».
Неточность и неопределённость формулировок повлечёт за собой произвол в судебной практике. В конечном итоге никто не сможет быть уверенным в том, например, какую цитату можно публиковать, а какую нельзя. В этом и будет состоять ближайшее последствие принятого закона.
Кроме своей абсурдности, закон ещё и просто плохо написан и он предполагает совершенно произвольные трактовки тех понятий, которые лежат в его основе. На самом деле, это старая болезнь нашего законодательства. Никто никогда не сможет точно сказать вам, что означает «неприличная форма» высказывания или «явное неуважение к обществу».
Неточность и неопределённость формулировок повлечёт за собой произвол в судебной практике. В конечном итоге никто не сможет быть уверенным в том, например, какую цитату можно публиковать, а какую нельзя. В этом и будет состоять ближайшее последствие принятого закона.
Если кто-то думает, что всё это весело и интересно, то он глубоко
заблуждается. Закон будет иметь и далеко идущие политические последствия. В
первую очередь это, конечно, ущемление свободы слова и снижение доверия к
власти, которые всегда связаны друг с другом. Но это только самый поверхностный
вывод.
Если мы попробуем заглянуть вглубь вещей, то поймём, что, если правительство действительно заткнёт рот всем своим критикам, то в результате вышестоящие государственные органы постепенно утратят контроль над нижестоящими. Критика в прессе и Интернете – всегда важный ориентир, который помогает выявить проблемы на ранних стадиях. Затыкание ртов любым критикам – это простой отказ от важного источника информации.
Если мы попробуем заглянуть вглубь вещей, то поймём, что, если правительство действительно заткнёт рот всем своим критикам, то в результате вышестоящие государственные органы постепенно утратят контроль над нижестоящими. Критика в прессе и Интернете – всегда важный ориентир, который помогает выявить проблемы на ранних стадиях. Затыкание ртов любым критикам – это простой отказ от важного источника информации.
Но главное, я думаю, даже не в этом. Важнее всего, с моей точки зрения,
понять, что российский законодатель с шумом и треском ломится в открытую дверь.
Авторы закона, похоже, не сознают, насколько неадекватны любые попытки
регулировать Интернет при помощи начальственного окрика. Однако в то же самое время всемирная паутина сама
постепенно начинает вырабатывать право, вне зависимости от попыток принять
деструктивные законы. Я сейчас объясню, что я имею в виду.
То, что власть предержащие пытаются регулировать при помощи приказов и
наказаний, всё равно, чуть раньше или чуть позже, будет урегулировано без их
участия! Фокус в том, что закон - не единственный источник права. Примеры других
источников права – это прецедент и правовой обычай. Саморегулирование Интернета
при помощи обычая и прецедента развивается буквально на наших глазах.
Это совершенно естественное явление. Пользователи социальных сетей ежедневно
принимают множество решений в отношении других пользователей. Это непрерывный
процесс, который не останавливается никогда. Я уже много раз говорил о том, что
коллективные действия людей в социальных сетях иногда порождают последствия,
которые могут быть буквально сопоставимы с уголовными наказаниями.
Интернет породил такое явление, как массовый социальный остракизм, которому подвергаются те люди, которые совершили что-то предосудительное в глазах окружающих. Их осуждают, об их неблаговидных поступках немедленно становится известно сотням тысяч людей по всему миру.
Интернет породил такое явление, как массовый социальный остракизм, которому подвергаются те люди, которые совершили что-то предосудительное в глазах окружающих. Их осуждают, об их неблаговидных поступках немедленно становится известно сотням тысяч людей по всему миру.
Наиболее заметные случаи социального остракизма известны всем, кто
пользуется социальными сетями. Именно такие общеизвестные случаи я и называю
прецедентами, на основании которых со временем стихийно возникнет более или
менее связное право Интернета.
Социальный механизм возникновения интернет-права для меня вполне очевиден. Люди будут сравнивать между собой самые известные случаи, когда интернет-сообщества осуждали одни поступки и одобряли другие. На основе стихийного сравнения таких прецедентов могут буквально возникнуть правовые доктрины, которые будут аналогичны тем, которые действуют в современных правовых системах разных стран.
Социальный механизм возникновения интернет-права для меня вполне очевиден. Люди будут сравнивать между собой самые известные случаи, когда интернет-сообщества осуждали одни поступки и одобряли другие. На основе стихийного сравнения таких прецедентов могут буквально возникнуть правовые доктрины, которые будут аналогичны тем, которые действуют в современных правовых системах разных стран.
Везде, где люди делают выбор и выносят суждения, на основе единичных
прецедентов рано или поздно может возникнуть практика поощрения или осуждения
тех или иных поступков. Право может возникнуть именно таким путём. Вернее,
таким путём может возникнуть прецедентное право.
Правовой порядок в конечном итоге установится как итог, который устраивает большинство пользователей. Содержание правовых норм, конкретные правила жизни в Интернете, будут выражены в форме наиболее авторитетных прецедентов, признаваемых большинством пользователей. Множество прецедентов помогут сформулировать правовую доктрину.
Правовой порядок в конечном итоге установится как итог, который устраивает большинство пользователей. Содержание правовых норм, конкретные правила жизни в Интернете, будут выражены в форме наиболее авторитетных прецедентов, признаваемых большинством пользователей. Множество прецедентов помогут сформулировать правовую доктрину.
Другим источником сетевого права может стать обычай. Вернее, он уже
сейчас постепенно формируется, и каждый из нас может найти его примеры, потому
что он выглядит как правила различных форумов и Интернет-сообществ.
Юмор ситуации состоит в том, что российский законодатель пытается приказом и директивой развернуть текущую реку, вместо того, чтобы внимательно изучить направление её течения. Человечество, тем временем, похоже, повторно изобретает в Интернете так называемое «общее право», которое у нас ещё называют прецедентным правом.
Юмор ситуации состоит в том, что российский законодатель пытается приказом и директивой развернуть текущую реку, вместо того, чтобы внимательно изучить направление её течения. Человечество, тем временем, похоже, повторно изобретает в Интернете так называемое «общее право», которое у нас ещё называют прецедентным правом.
Мне трудно сказать, заметит ли когда-нибудь российская власть этот большой
и сложный процесс, но мне очень хотелось бы, чтобы она его заметила. Те простые
реакции, которые предложили нам депутаты, выглядят просто смешными.
Спасибо! Единственное замечание, даже не замечание, а просто мысль, пришедшая мне в голову во время чтения вашего текста. Вы пишете о последствиях принятия этого закона в виде расширения зоны неопределенности (понимать "явное неуважение к обществу" и "неприличная форма высказывания" можно настолько широко, что открывается простор для произвола). Но ведь то, что вам - юристу - кажется дефектом закона, скорее всего считалось на этапе разработки его концепции его достоинством, если угодно, его целью. Практически это означает расширение возможности применения к гражданам мер наказания, не связанных никакими рамками. По сути речь идет о неправовом механизме, облеченным в правовую форму. Вряд ли все эти люди, которые читали закон, обсуждали его и организовывали его прохождения, этого не понимают.
ОтветитьУдалить