Эта статья опубликована на странице журналистского проекта "Гласная". Здесь представлен дополненный авторский вариант статьи
Разговор о праве — это всегда разговор о ценностях. Иногда их анализ и сопоставление друг с другом могут играть неожиданными красками. Например, российская Конституция считает человеческое достоинство безусловной ценностью, которая не подлежит умалению ни при каких обстоятельствах. А вот с ценностью человеческой жизни всё сложнее, потому что существует как минимум одно неотъемлемое право, которое может вступать с ней в конфликт — это право на необходимую оборону.
Нельзя сказать, что одна из этих юридических ценностей «выше» другой, но пафос российского законодательства состоит в том, что унижать человека нельзя никогда. Зато лишить жизни нападающего, который пытается вас убить — это не преступно в соответствии со статьёй 37 Уголовного кодекса. Человеческая жизнь не делается от этого менее ценной, законодатель просто вводит ещё один способ её юридической охраны — он разрешает использовать любые средства самообороны против смертельно опасного нападения. Об этом стоит помнить, исследуя дело приморчанки Галины Каторовой, которую в 2017 году следствие обвинило в убийстве её мужа, Максима Каторова.
Факты, на основании которых было возбуждено уголовное дело, выглядят следующим образом: 11 марта 2017 года, во время домашней ссоры Максим Каторов стал оскорблять свою жену Галину Каторову нецензурной бранью, после чего принялся её избивать, нанося удары руками и ногами по телу и голове, и попытался её душить. Из-за присутствия в квартире постороннего человека Каторов на короткое время прервал избиение, однако позднее он возобновил нападение, и Галина, обороняясь, нанесла ему несколько ударов ножом и причинила ему ранения, от которых наступила его смерть.
О, эти дебри бюрократического новояза! Я адвокат, я к этому привык. А вот человеку «со стороны» иногда кажется диковинным, как одни и те же события могут быть рассказаны разным языком, в зависимости от того, ведётся ли повествование от лица обвинения или защиты. Благородному гражданину следует выработать у себя разумный иммунитет к «страшным» и громким словам потому что за ними часто скрывается пустота или вообще нечто противоположное по смыслу — таковы правила игры.
Оцените этот отрывок из обвинительного заключения: «в ходе ссоры, возникшей на почве личных неприязненных отношений, действуя умышленно, используя в качестве оружия преступления нож хозяйственно-бытового назначения... нанесла ножом множественные удары по голове и телу, причинив телесные повреждения, ... от которых по неосторожности наступила смерть потерпевшего». Уверенная интонация — главное оружие прокурора!
Теперь я приведу отрывок из показаний подсудимой в том виде, в котором он изложен в приговоре. Подсудимая показала, что она «...оборонялась от действий потерпевшего, так как он применял в отношении нее насилие, нанес множественные удары по различным частям тела, душил, угрожал убийством, а как у нее в руках оказался нож, и обстоятельства нанесения ударов потерпевшему, она не помнит». Я напомню, что речь идёт об одних и тех же событиях, но как они различаются в пересказе!
Никогда не стоит забывать о том, что две версии могут переплетаться между собой самым замысловатым образом, а конечные выводы основываются на тонких материях, таких, как оценка доказательств и юридическая квалификация. Галина Каторова не отрицала того обстоятельства, что смерть мужа наступила в результате её действий. Суду оставалось только сделать вывод — защищалась ли она от нападения или нападала сама.
15 февраля 2018 года Находкинский городской суд признал подсудимую виновной в совершении преступления, предусмотренного частью 4 статьи 111 Уголовного кодекса (Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего) и приговорил её к трём годам лишения свободы. Квалификация действий подсудимой по статье 111 Уголовного кодекса означала, что суд не просто отверг позицию защиты — по версии суда самообороны от нападения будто не было вовсе, ни в её законном виде ни с превышением её пределов, вообще никак.
Не помогли даже показания свидетеля, который своими глазами видел всё произошедшее. Очевидец показал суду, что потерпевший «стал ее оскорблять, начал душить, наносил удары руками и ногами по лицу и телу, Галина Каторова просила о помощи... Он хотел уйти домой, но Галина просила его остаться, так как боялась продолжения действий мужа...» Потом свидетель видел, как Галина сидела возле стены, а Максим наносил ей удары ногами.
В целом, обстоятельства, при которых произошла смерть Максима Каторова, хорошо известны. Суду оставалось только сделать выводы, и суд их сделал. Главная (и роковая для этой истории) деталь состоит в том, что Находкинский городской суд решил, будто у Галины Каторовой были время и возможность для бегства. На этом основании судья О.А. Гунина пришла к выводу, что, коль скоро жертва не воспользовалась возможностью для бегства, это свидетельствует о том, что она не воспринимала нападение как смертельную угрозу для себя. Именно такая логика легла в основу обвинительного приговора, который фактически проигнорировал оборонительный характер действий Галины.
Прежде чем негодовать от явной несправедливости такого решения, следует понять, что доводы приговора помещают дело Галины Каторовой в широкий международный контекст. Судебная практика разных стран выработала, по меньшей мере, два подхода к оценке действий обороняющегося человека при необходимой обороне. Например, в Соединённых Штатах Америки распространён подход, который называется Stand-your-ground law (условно говоря, «стой на своём»). В соответствии с этим подходом, обороняющаяся сторона при защите своей жизни не обязана отступать перед нападающим, если защищающийся законно находится в том месте, где находится.
Альтернативный подход, как нетрудно догадаться, состоит в том, что на обороняющегося возлагается «обязанность отступить». В соответствии с этим подходом, обороняющийся не может применять смертельно опасные средства самозащиты, если вместо этого можно было избежать опасности при помощи бегства. Здесь стоит сделать оговорку, что даже те штаты, которые в своём законодательстве придерживаются принципа «обязанности отступить», в то же время обычно следуют так называемой «доктрине крепости», согласно которой люди не обязаны отступать, когда на них нападают в их собственных домах. Даже ультра-либеральные штаты ещё не достигли той степени «просветления», при которой жертва нападения под страхом уголовного наказания обязана бежать из собственного дома от нападающего преступника.
В деле же Галины Каторовой «смешались в кучу кони, люди»... Обвинительный приговор в отношении неё как будто исходил из радикально истолкованной «обязанности отступить», хотя, конечно, судья руководствовалась ошибочно понимаемым российским законодательством и постановлением Пленума Верховного суда. На судью не произвел должного впечатления даже акт судебно-медицинского освидетельствования Галины, в котором были зафиксированы как телесные повреждения, так и следы, оставшиеся от попытки Максима её душить.
Здесь я хотел бы оговориться, что отечественное законодательство в некоторых своих деталях стоит довольно близко к концепции «stand-your-ground law» потому что, в соответствии с частью 3 статьи 37 УК РФ право на необходимую оборону в равной мере распространятся на всех независимо от возможности избежать опасного посягательства или обратиться за помощью. Прямо говоря, при постановлении обвинительного приговора судья О.А. Гунина «задним числом» возложила на подсудимую обязанность по «отступлению» перед лицом смертельно опасного нападения, а ведь эта обязанность, как мы видим, даже не следует из текста закона.
С другой стороны, стоит помнить, что российское законодательство о необходимой обороне допускает любые средства самообороны только при защите от смертельно опасного посягательства. Если же нападение не связано с угрозой жизни, то обороняющийся обязан воздерживаться от «умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства» (часть 2 статьи 37 УК РФ). В целом, российское законодательство тяготеет к принципу соразмерности средств самообороны характеру нападения. Эту оговорку я сделал из предосторожности, она не имеет прямого отношения к делу Галины Каторовой, которая как раз подвергалась смертельной опасности.
В Приморском краевом суде, куда дело поступило в связи с жалобами защиты, адвокат Алёна Нестреляй, защищавшая Галину, сослалась на практику Европейского суда по правам человека, связанную с делами о домашнем насилии. Однако центром этого дела, идейным ядром защиты продолжала оставаться одна и та же мысль: Галина Каторова имела право на необходимую оборону от смертельно опасного посягательства вне зависимости от возможности или невозможности бегства, вне зависимости от возможного или невозможного вмешательства посторонних лиц. У неё просто было право обороняться.
22 мая 2018 года Приморский краевой суд постановил апелляционный приговор, который достоин того, чтобы стать как бы одним из landmark law cases — то есть таким судебным актом, который даёт ответы на некоторые основные вопросы в этой области законодательства и устанавливает ориентиры для последующей судебной практики.
Среди прочего, Приморский краевой суд пришёл к выводу, что «непосредственная угроза применения насилия, опасного для жизни обороняющегося, может выражаться в высказываниях о намерении немедленно причинить обороняющемуся или другому лицу смерть или вред здоровью, опасный для жизни, если с учетом конкретной обстановки имелись основания опасаться осуществления этой угрозы.
Кроме того, состояние необходимой обороны может иметь место в том числе в случаях, когда общественно опасное посягательство не прекращалось, а с очевидностью для оборонявшегося лица лишь приостанавливалось посягавшим лицом с целью создания наиболее благоприятной обстановки для продолжения посягательства или по иным причинам.
Одновременно с этим, суд апелляционной инстанции находит, что в имевшей место ситуации, при отсутствии посторонней помощи, у Каторовой не было реальной возможности покинуть квартиру, и даже при наличии таковой, в соответствии с ч.3 ст.37 УК РФ, данное обстоятельство не исключает возникновение у неё права на необходимую оборону».
Как мне кажется, последняя фраза даёт исчерпывающий ответ на тот вопрос, который «нависал» над этим делом всё время: право защищать себя в той ситуации, в которой находилась Галина Каторова, не зависело от возможности спастись бегством — это очень важный вывод. Но важнее всего, конечно, то, что приговором краевого суда подсудимая была оправдана. После двух лет предварительного заключения она смогла вернуться домой, к своей дочери. Она даже получила денежную компенсацию от государства за время её содержания под стражей.
Рассуждая о российской практике по делам о необходимой обороне, стоит отдавать себе отчёт в том, что количество случаев, когда суд не оправдал тех, кто защищал себя и свою семью, хотя должен был оправдать на основании статьи 37 Уголовного кодекса, остается неизвестным. Такие дела могут быть «невидимы» для статистики и нередко они скрыты от общества, ведь они легко «теряются» среди прочих дел о насильственных преступлениях. Глядя только на колонки статистической отчётности по делам об убийствах, невозможно понять, сколько среди этих дел таких, по которым суд не оценил то, что подсудимый находился в состоянии необходимой обороны. Из-за этого защита права на необходимую оборону требует повышенного внимания к каждому делу, которое возбуждается по факту убийства или по факту причинения тяжкого вреда здоровью. Иначе случаи необходимой обороны, к сожалению, могут быть квалифицированы как убийства или причинение тяжкого вреда здоровью (например, это случилось в деле Галины Каторовой при рассмотрении ее дела судом первой инстанции).
В заключение я хотел бы обратить внимание вот ещё на какой аспект рассматриваемой проблемы: для некоторых людей сама мысль о том, что обороняющийся человек может убить нападающего и не понести за это уголовной ответственности, может показаться шокирующей. В то же самое время мы живём в стране, где Председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин выступает апологетом смертной казни, а введение моратория на эту меру наказания он считает «уступкой ценностям, которые не свойственны российскому национальному правосознанию». Чувствуете этот запах серы? Высший судебный чиновник полагает, что убийство человека государством — это даже не печальная неизбежность в некоторых случаях. Для Зорькина внезапно это оказывается «частью нашей национальной традиции» — только так, и никак иначе. Мне трудно представить себе более откровенную претензию на то, чтобы государство стало исключительным «хозяином» наших жизней.
В то же самое время другая часть той же самой судебной системы пытается быть запредельно, лицемерно «щепетильной», когда речь идёт о лишении жизни нападающего в порядке необходимой обороны. Как я уже говорил выше, человеческая жизнь, хотя и является высшей ценностью, может быть прервана при защите другой человеческой жизни. И нашему обществу пора стать чувствительнее к таким «нюансам»: возможность защитить себя и свою семью от преступного посягательства — это моральный и культурный приоритет по сравнению с «хотелками» чиновников в их стремлении к тотальному контролю. Терпимость к самообороне в здоровом обществе должна сочетаться с нетерпимостью к государственной экспансии.
2 февраля 2022 года
город Хабаровск
Константин Бубон
Комментариев нет:
Отправить комментарий