Что я думаю по поводу казуса Карагодина

Дело в том, что я имею личный опыт, который, как мне кажется, переживал не каждый человек, читающий этот постинг.

Мой дед, Бубон Константин Евстафьевич, погиб в 1976 году при более чем туманных обстоятельствах. Вернее, не так, обстоятельства, предшествовавшие его смерти, были вполне явными, они мне известны, и понятно, что они соответствовали духу времени - парткомы, профкомы, заседания и дружное осуждение общественности - вот это вот всё. Рутинное советское людоедство. Я не стану раскрывать здесь причин, дед не вписался в советскую моральную и социальную систему координат сразу по нескольким серьёзным критериям.

Воевал на фронте, корректировал артиллерию, после контузии был инструктором. После окончания войны долго служил гидрографом. Погиб в семидесятые, не дожив и до шестидесяти лет. Технически говоря, сама смерть (непосредственные её обстоятельства) мне не известны, но это тот самый случай, когда архивы вряд ли чем-то мне помогут по прошествии сорока лет - абсолютно криминалистический случай. И так бывало, да.

Впрочем, сейчас речь пойдёт не об этом, и даже если бы я рассказал здесь абсолютно всё, то это вряд ли как-то изменило бы смысл дальнейшего рассказа. А суть его в следующем:

Лет примерно десять назад (если вы помните, это была эпоха торжествующего, розовощёкого нео-совка, когда некоторым почему-то показалось, что ещё чуть-чуть, и "вернём всё в зад")... так вот, тем летом я был уже вполне себе адвокат, и меня пригласили на собрание гаражно-строительного кооператива.

Когда утихли препирательства, я отошёл в сторону переговорить с председателем и ещё парой заинтересованных лиц. Краем глаза я заметил, что в стороне стоит какой-то старичок, небольшого роста и совершенно седой. Он подошёл ко мне, когда я остался один.

- Ваша фамилия Бубон?
- Да, это я...
- Кем вам приходится Константин Евстафьевич?
- Это мой дед.
- Я хочу, чтобы вы знали, всё что с ним сделали, это было настоящее преступление. Это было просто убийство. Это было преступление, знайте об этом...
- ...

Дальше будут мои собственные рассуждения.

Понимаете, есть разница между тем, чтобы слушать романтические рассказы о "героях" "классовой борьбы" и тем, чтобы, например, принять личное участие в массовой травле (или реально выстрелить человеку в затылок), и эта разница - качественная, принципиальная. Романтическое кино про перманентную революцию не передаёт хрипов и конвульсий умирающих.

Так вот, именно эта разница сейчас превратилась в поколенческую разницу. Палачи, моральные и физические, не испытывали никаких иллюзий по поводу собственных действий. Никогда не было никакого "революционного гнева", "негодования всего советского народа" или чего-то в этом духе. Была просто двойная мораль, внутренняя и внешняя. Были те, кто, повинуясь внешней морали, становился палачом, но были и такие, которым при этом (уже будучи палачом) приходилось как-то жить со своей внутренней моралью, с трезвым пониманием смысла содеянного. Натуральных психопатов в природе ограниченное количество, они - редкий ресурс, остальные - просто слабые люди, как вы или я.

Условно я назову их "люди, которые реально стреляли в затылок" (это не всегда было буквально так, но людей советы уничтожали разными способами).

Так вот, на их место пришли простые деревенские дурачки, этакий коллективный ольшанский. В пересказе всё что угодно может быть каким угодно, даже уморительно смешным - и моральная травля и даже расстрел - всё, что угодно. Для юношей бледных, грезящих вздыбленными боеголовками и мускулистыми солдатами, во всём этом находится какой-то свой особенный цимес. От вида настоящей крови их, впрочем, стошнило бы, но они же сами и есть воплощённая копия, подделка и пересказ. В них самих нет ничего кровавее вишнёвого смузи.

Что я могу сказать о первых? Ну, пожалуй, те из них, кто дожил бы... Они, наверное, захотели бы поговорить об этом... Не покаяться, наверное, всё же не это... Но, однозначно - поговорить, при условии, что им не станут на месте выбивать оставшиеся зубы. Ну, что-то двигало же этим пожилым человеком (которого, возможно, стоило бы записать скорее в свидетели, чем в палачи).

Что же до вторых... А чего вы ждали от текста, пробитого примерно через пять копирок? Искренности? Осознания случившегося? Сделайте последовательно двадцать ксерокопий портрета Сталина, и вы не сможете отличить результат от Микки Мауса. Вам бы правда остро хотелось услышать, что им очень жаль оттого, что вы никогда в жизни не имели возможности поговорить со своим дедом, что они сожалеют об этом? Вы этого ждёте? Я ищу в себе ответ на этот вопрос, и не нахожу. Я не знаю, правда.